По народным поверьям гадания особенно правдивы накануне зимних Cвяток — от cочельника (6 января) до Крещения (19 января). Пользуясь случаем, вспоминаем отражение этой темы в русской живописи вместе с Софьей Багдасаровой.
В западноевропейском искусстве гадалки и ворожеи появились в XVII веке, практически сразу после возникновения жанровой живописи. Своих «Гадалок» написали такие великие мастера эпохи барокко, как Караваджо (1594 год) и Жорж де Латур (между 1630 и 1639 годом). Они использовали тему гадания в назидательных целях, изображая наивных людей, которых та же предсказательница и обкрадывала (на картинах видно, как гадалка ворует деньги из их кармана или кольцо с пальца). Вдобавок художники противопоставляли персонажей из разных социальных классов — нарядных богачей и нищих бродяжек, выписывая контраст драгоценных кружев с грязными обносками.
Василий Шебуев. Гадание (Автопортрет с гадалкой). 1805. ГРМ
Вильгельм Голике. Гадание у колодца. 1839. ГРМ
Тарас Шевченко. Цыганка-ворожея. 1841. Национальный музей Тараса Шевченко, Киев
Когда в конце XVIII — начале XIX века жанровая живопись начала развиваться в Российской империи, тема гадания проникла и к нам. Самые ранние картины на этот сюжет многое заимствовали у европейских образцов. Так, учившийся в Риме живописец Василий Шебуев явно цитирует в своем «Автопортрете с гадалкой» те полотна, которые он видел в Европе. Недаром на герое надет огромный воротник, какие перестали носить лет двести назад — как раз тогда, когда творили последователи Караваджо. И гадалка, которая держит его за руку, как положено — цыганка, чья темная кожа контрастирует с его изысканно-бледным лицом.
Противопоставлением занят и Вильгельм Голике в своем полотне «Гадание у колодца»: бродячая цыганка с темнокожим младенцем, примотанным к спине, здесь общается с фарфорово-прекрасной селянкой и отроком с льняными волосами. Картину можно было бы принять за работу любого из западноевропейских мастеров того времени, если бы не русский сарафан крестьянки и мужик, заламывающий шапку на заднем плане. Аналогична по трактовке и акварель студента Академии художеств Тараса Шевченко, будущего знаменитого поэта — только здесь девушка одета в малороссийский наряд.
Орест Кипренский также изображает за гаданием иностранку в национальном костюме, но картина посвящена совсем иному. Ею Кипренский открывает в русском искусстве тему гадания как символа общения с неведомым один на один, без посредников.
Орест Кипренский. Гадалка со свечой. 1828. ГРМ
Карл Брюллов. Гадающая Светлана. 1836. Нижегородский государственный художественный музей
Александр Новоскольцев. Светлана. 1889. Вольский краеведческий музей, Саратовская область
В первой трети XIX века наше искусство — речь идет и о литературе — занимается активной адаптацией на родной почве иностранных приемов. Например, Василий Жуковский и переводит сказки братьев Гримм, и создает на их основе свои «русские народные». Балладу Готфрида Бюргера года про девицу Ленору, гадавшую на жениха, Жуковский переложил в 1813 году. Героиня меняет национальность и имя, антураж преображается с немецкого на русский. Произведение имело колоссальный успех.
Романтическая, мистическая атмосфера гадания крещенским вечерком, созданная поэтом, вдохновила и художников — тем более что Светлана описана была как красавица. Эффект был таким сильным, что иллюстрация к Жуковскому стала, пожалуй, единственной картиной на «русскую народную» тему Карла Брюллова — гражданина мира и любителя полногрудых смуглых итальянок. Особого новаторства в изображении женщины в темноте со свечой и зеркалом нет — Жорж де Ла Тур в 1640 году так же написал «Марию Магдалину». Если не считать того, что русский народный костюм наконец получил полноправную прописку в высоком академическом искусстве.
Алексей Венецианов. Гадание на картах. 1842. ГРМ
Егор Солнцев. Гадание. 1844
Неизвестный художник. Гадание на картах. Начало XIX в. ГРМ
За любование народным бытом в отечественном искусстве того времени отвечал Алексей Венецианов, автор бесчисленных изображений крестьян за работой и отдыхом. Считать эти картины жанровыми трудно: слишком много в них романтизма и поэтичности. Но, в отличие от европейских живописцев, Венецианов не ощущал в крестьянском гадании ни аллегоричности, ни мистики. Для него это знакомая повседневность — он сам жил в деревне, а позже открыл школу живописи, куда охотно брал и крепостных. Его «Гадание на картах» изображает двух девушек, и карты для них — атрибут, а не намек на душевную драму.
По тому же пути бытописательства идут другие «крестьянские» художники 1-й половины XIX века. Егор Солнцев пишет сценку о святочном гадании с помощью курицы (судьба гадающего зависит от того, подойдет птица к тарелке с деньгами, или к зеркалу и т.п.). Анонимный примитивист, автор картины из Русского музея, в сцене гадания противопоставляет юную красоту хитрости и старости.
Иван Соколов. Гадание девушек на венках о замужестве. 1860-е. Черниговский областной музей
Генрих Семирадский. Ночь св. Андрея — Ворожба. 1887
Константин Маковский. Святочные гадания. Около 1905. Государственный музей истории религии
Во 2-й половине XIX века знаний о прошлом страны и ее обычаях становится больше. «История» Карамзина перестает быть полной открытий. Картины о гаданиях обрастают деталями, почерпнутыми из книг и этнографических наблюдений. Интерес к региональным традициям отражается и в искусстве, появляется много картин с национальным колоритом, в том числе и про гадания.
Украинок за гаданием изображают киевлянин Николай Пимоненко и обосновавшийся на Харьковщине Иван Соколов. Выходец из польских дворян Генрих Семирадский посвящает работу ворожбе в Андреев день (13 декабря), причем в этом достаточно салонном произведении живописец использует стандартные штампы: тут вам и драматическая светотень, и скрюченная старуха, и нежные девы — причем опять контрастные, одна в декольте, другая в вышиванке, то есть барышня и служанка. А Константин Маковский за колоритными деталями отправляется в глубь веков — его картина про гадание с помощью той же курицы изображает явно допетровское время.
Павел Кузнецов. Гадание. 1912. ГРМ
Павел Шиллинговский. Бессарабия. Гадание. 1911. Национальный музей изобразительного искусства, Кишинев
Михаил Врубель. Гадалка. 1895. ГТГ
На рубеже XIX–XX веков русская народная тема в искусстве приобретает сильный оттенок историзма, то есть «православия, самодержавия и народности». Исключение — модерн в «русском стиле», который творили Иван Билибин, Елена Поленова и другие художники круга Абрамцево и Талашкино, но там гаданиями не интересовались. Зато не забывают об этом обычае символисты и другие, увлекавшиеся соприкосновением двух миров — реального и потустороннего, а также любители красочных народных обычаев, правда — экзотических.
Так возникает среднеазиатская трактовка сюжета у Павла Кузнецова и молдавская — у Павла Шиллинговского. А Врубель создает свою «Гадалку» под впечатлением от оперы «Кармен», то есть она у него цыганка, причем, очевидно, испанская. Любопытно, что Врубель пишет ее поверх заказного портрета одного из Мамонтовых, который попросту ему надоел — то есть отвергает деньги ради красоты и стихии неизведанного.
Семен Кожин. Иван Купала. Гадание на венках. 2009. Фотография: wikimedia.org
Константин Васильев. Гадание. 1976. Музей Константина Васильева
Семен Кожин. Святочное гадание. 2008. Фотография: wikimedia.org
Социалистический реализм, хоть и благосклонен к крестьянской теме, суеверия отвергает, поэтому в ХХ веке в развитии сюжета наступает пауза. Под конец столетия становится свободнее: советские и российские мастера, заново открывающие для себя русскую историю, будто возвращаются в XIX век, следуя упоминавшемуся выше «историческому» подходу Константина Маковского. И только Константин Васильев, спорный, но самобытный, в своем «Гадании» больше интересуется потусторонним, поэтому его девушка со свечой почти также загадочна, как и брюлловская «Светлана».
